У меня две бабушки и вторая моя бабушка проживала в Калужской области, где шли бои, и территория была оккупирована немцами. Ей было около 30-лет и пятеро детей. Как рассказывала она, мужа её забрали по призыву и собрали возле сельского совета. Кто в чём одет был со своим скарбом, отправили на станцию и сказали, чтоб прощались здесь, потому что подойдёт грузовик, и они все поедут до места назначения. Страха не было, и даже потом, когда через два часа сообщили, что на грузовик сброшена была авиабомба, и все погибли. И у меня пятеро деток на руках, но когда не видишь эту смерть, то не веришь в происходящее. Это ты внученька ходишь к обелиску и имя с фамилией твоего деда там написаны, а хоронить я его не хоронила, а вот карточки мне сразу на всю семью начали выдавать до прихода немцев в село. А немцы пришли через месяц, собрали нас возле сельского совета, повесили свой флаг и объяснили, что они тут хозяева и власть принадлежит им. У меня заболела младшая дочка, а ей всего годик был, и через неделю она умерла, тихо и во сне, а потом заболела старшая дочка, я с испуга побежала в сельский совет и стала просить, чтоб немцы помогли. Пришёл врач с чемоданчиком и в очках, осмотрел всех детей, поставил укол дочке и младшему сыночку и сказал на коверканном русском языке, что болезнь страшная и двоих надо оставить, которые болеют, а кто здоров надо изолировать, чтоб не заразились. Оставил лекарства и сказал, как принимать, потом сказал, что будет приходить и осматривать детей. Двоих старшеньких 7 лет Витиньку (в будущем мой отец) и 5 лет Коленьку, отвела к Шуре, двоюродной сестре, а сама стала лечить деток, как могла, начался жар и вскоре один за другим ушли мои двое деток. Врач приходил и приносил продукты и сказал, что я бы потеряла всех, но так Господь распорядился, принёс порошка, чтоб всё вымыла, проветрила и могла забрать своих детей. Он принёс продукты и сказал, чтоб я пришла в комендатуру и записалась, буду получать продукты и работать на немцев. Я всё сделала, как велел немец, и устроилась помогать на кухне. Продуктов привозили много, и я подворовывала. Мы бросали в заросшую траву консервы, а ночью приходили и забирали, конечно, всё было под страхом смерти. Электричество отключали и по соседству поселились немцы, у меня комнатушка была маленькая, и они не стали останавливаться у меня, не ночевать, не столоваться. Хотя рассказывали, где важные начальники столовались, то просили, чтоб скатерти были белые и подавали на тарелках, и кушать там было всласть. И кто для них готовил, тот тоже был сыт. А мы только мечтать о таком могли. Меня когда встречали, звали «матка» и обращались вежливо. Ночью громыхало, проходили немцы в сторону Москвы начищенные и красивые, а назад разодранные и грязные. Давно говорили, что Москву взяли и правитель теперь Гитлер, а кто хочет в Германию, чтоб на хорошее житьё, тот пусть записывается. Я бы тоже хотела на «хорошее житьё» поехать, но меня не брали, говорили, чтоб помогала на кухне и растила детей, будущих воинов Германии. За стеной немцы курили и играли по ночам в карты и пили свой шнапс, да и не шнапс это был, а у соседки Вальки они брали самогонку, но платили ей щедро, ихними деньгами. Мы ей завидовали, потому что она могла обменять деньги на продукты. Очередной раз я набрала консервов в траве и тихонечко кралась домой, но возле дома стояли немцы, и шумная компания кричала, пела, голосила и что-то хором скандировала. Затем выстрел и тишина, я замерла под кустами и увидела, как молодой немец застрелился. Все разбежались сразу, и я бегом домой, и закрылась. Потом слышала, как приезжали машины ругались по ихнему и долго ещё, потом по вечерам была тишина за стенкой. Это потом говорили, что он сам себя в карты проиграл, а парень был молоденький и красивый, а отец у него в Германии начальник большой. Вспоминая немцев, она всегда говорила, что очень культурный народ, и моется и ест на белых скатертях.
Её не трогали, и война прошла мимо неё, даже её комнатушку с печкой не разбомбили, и пряталась она в подполе, где хранилась картошка. Что погиб муж она старается не вспоминать, только как-то, раз она обмолвилась, что бил её шибко и если бы в живых остался, вообще бы убил наверно. Да пил тоже сильно и работать не хотел, одни лозунги выкрикивал про Советскую власть. Она власть то таким “засранцам”и дала свободу, как мой Николай. Деток жалко конечно, троих похоронила, но не померли, так не прокормила бы. Порой её рассуждения казались бредом, но, всматриваясь в лицо, она не только верила в свои слова, она так думала и так жила.
P.S. (от автора) — я ещё буду писать о своих бабушках, которые прошли эту войну, со своим взглядом на происходящее, и пересказывая слово в слово их рассказы. На них я не обращала внимания в детстве, а сейчас не хочу, чтоб они остались в небытие, поэтому, вспоминая, рассказываю для моего читателя.
