Тётя Клава

Это была очень красивая женщина. Она работала буфетчицей или ещё кем-то в столовой, но про неё можно сказать Женщина-праздник. Полноватая, и в коротких кримпленовых платьях и юбках, с высокой причёской на голове и ярко красными губами. Хохотушка, каких свет не видывал. Мне кажется, что ей кто-то сказал, что она смеётся красиво, и поэтому она старалась по поводу и без повода хохотать во весь голос, опрокидывая голову назад. Ямочки на щеках придавали ей “кукольность”, а красная губная помада возводила её в рамки красавиц. Я была от неё без ума. Разные ухаживания ухажёров, какие-то полковники и генералы, которые увозили её с чемоданом навсегда, но возвращалась она через неделю самое большое и говорила, что он очередной скотина. Дальше было очень интересно послушать, но нас выгоняли «погулять». Тётя Клава, нас детей она просила называть Клавдией, была ухоженная и весёлая. Все её кружевные салфеточки на столе, комоде, стульях и лавках покрывались сажей, после задымления печки и она каждый раз всё отстирывала, крахмалила и опять клала их на место. Трогать руками не разрешалось не в коем случае, потому что руки вы вечно не моете — это был её аргумент на все времена. Кавалеры приходили и уходили и обещали переложить печь и убеждали, что печь ей не нужна, она должна блистать у очередного кавалера в зале, и как только он получит назначение, то Клавдия затмит всех в его многоэтажке. Она ждала своего «затмения», но кавалер оказывался женатым. Это приходил новый жених и приносил известие, что её помнят и любят, но обстоятельства выше всего и резко превращался в нового ухажёра.
По сути это была несчастная женщина, но, выпив в застолье рюмку другую, она выходила в середину комнаты и, приплясывая, пела частушки. Тембр голоса разливался по всей комнате и наполнял радостью и весельем. Все кавалеры на тот момент были ее, но заканчивались посиделки её пьяными слезами и просьбой увезти её подальше из ада кромешного. И что она может так любить, что никто не полюбит и что всю жизнь она потратит только на него единственного и любимого. Таких единственных у неё был последующий, за предыдущим. Но она мне нравилась своей прямотой и открытостью. От неё пахло хлебом, когда она приходила с работы и из сшитой сумки она приносила покушать что-то вкусненькое. Эй, ребят, быстро к столу. И мы, которые ждали её всё время, делали вид, что она нас разбудила, но галопом бежали к этой чашке, чтоб поесть колбаски, пирожки или селёдочки. Вот Клавдия наша собралась в какую-то экспедицию по контракту на 2 месяца с мыслью о том, что она наконец-то выйдет замуж. Маме моей она сказала, чтоб убрала в наволочку салфетки, следила за порядком, подмазала печь, чтоб не дымила и с узлом и двумя чемоданами, обклеенными картинками красивых людей уезжала в даль светлую.